Под чужим именем [Сборник litres] - Виктор Семенович Михайлов

Когда кассир отворил дверь в маленький кабинет инспектора, Астахов оказался не один, у него сидел начальник финансового отдела и главный бухгалтер большого номерного завода.

Ступин сел рядом с дверью в кресло для посетителей и решил терпеливо ждать. До слуха его доносился спор Астахова с представителями завода: на заводе был перерасход по фонду зарплаты, и банк грозил задержать выплату зарплаты рабочим и служащим завода, если расход не будет приведен в равновесие с утвержденными фондами.

Сначала Ступин прислушивался к этому спору, потом мысленно вернулся к тысяче рублей, которая была вот здесь, у него в руках, завернутая в серую оберточную бумагу.

Сутолока и шум, царившие в оперативном отделе, мешали Ступину сосредоточиться. Он посидел, подумал и ушел в свою кассу, заперся там на ключ.

Что делать с этой тысячей рублей? Инкассатор ОСУ вернул эти деньги, они были лишние в его кассе. В кассе самого Ступина не было недостачи. В кладовой кассе — ажур. Кому же принадлежат эти деньгу?! Тысяча рублей жгли ему руки, не давали покоя.

И тут он вспомнил о шкатулке красного дерева, — чудо, которым будут любоваться, которому будут завидовать, которого нет ни у кого, «Пун-Яуб»… «Гейнц-Блинкер»… «Орено»… тысячу рублей?!

А что, если… Нет, нет, он не притронется к этим деньгам. Быть может, другие клиенты, получавшие крупные суммы в этот день, недополучили тысячу рублей? А? Завтра они придут к Ступину и скажут… Нет, он подождет до завтра… Это недолго, только до завтра…

14. Гипотеза

В этот день Никитину так и не удалось повидать Каширина: он срочно выехал в Горький. Капитан Гаев, передав Никитину извинение, назначил встречу на завтра на двадцать часов.

На следующий день, приехав в Москву, Никитин побывал в Военно-строительном управлении округа и, выполнив просьбу полковника Шаброва, захватил расчет перекрытий на «В-5».

До встречи с Кашириным было еще около часа, поэтому оставшееся расстояние от Никитских ворот майор решил пройти пешком. Он шел по левой стороне улицы Герцена и неожиданно столкнулся нос к носу с запыхавшимся маленьким старичком, который, наскоро извинившись, юркнул в комиссионный магазин.

Никитин зашел в магазин и остановился у прилавка фотоотдела. Рассматривая фотоаппаратуру, он слышал, как за его спиной встретившийся с ним старичок горячо спорил с продавцом спортивного отдела. Никитин прислушался:

— На часик бы раньше — и блесны ваши!

— Как же так?! Как же так?! Я живу за городом… я специально приехал…

— Только что заходил спиннингист Болдырев, может, слыхали о таком? Чуть не плакал, что упустил блесны.

— Как же так? Что же я теперь? Как же я буду?! — говорил старичок, и в голосе его было столько неподдельного страданья, что Никитин мысленно пожалел старика.

Однако время шло, а надо было еще зайти в следственный отдел. Поэтому, выйдя из магазина, Никитин перешел дорогу и сел на пятый троллейбус.

Никитин успел зайти к Зубову, взял у него подробную опись всех предметов, обнаруженных у Рубцова-Клюева, и вечером, точно без одной минуты восемь, был у дверей кабинета Каширина.

Полковник его ждал, на столике стояла запотевшая, холодная бутылка боржома, два бокала, коробка сигарет и пепельница. Окно было открыто, маленький вентилятор гнал горячий воздух, не давая прохлады. Два глубоких кресла стояли по бокам столика.

Каширин встал, искренне радуясь приходу Степана, и, усадив его в кресло, опустился в другое.

— У охотников Уссурийского края есть добрая примета: если охотника в тайге застигает ночь, если охотник страдает от одиночества, он разжигает костер и готовит ужин на двух человек — и второй всегда приходит, — сказал полковник, указывая на второй бокал.

Выпив маленькими глотками бокал искрящейся холодной воды и закурив сигарету, Степан сказал:

— Сергей Васильевич, появилась новая ниточка.

Показав полковнику статью из отдела «Только факты», он подробно рассказал все обстоятельства дела, потом, со свойственной ему аналитической манерой суждения, критически отверг все свои предпосылки, а затем вновь доказал значимость возникшего подозрения.

Полковник, взяв со стола четырехкратную лупу, внимательно изучил черту в английском тексте: сомнений быть не могло, слова «стэнд ап» были подчеркнуты ногтем.

— Логично. Если во всем управлении нет ни одного человека, знающего английский язык, но кто-то обнаруживает неточность перевода с английского языка, стало быть, он тщательно скрывает свои знания языка, — мыслил вслух полковник. — В наше время, — продолжал он, — знание языка скрывать нет основания. Но может быть такое положение, при котором человек, знающий хорошо английский язык, по своим анкетным и официально биографическим данным не может знать языка, а тем более английского, не возбуждая к себе некоторого любопытства и даже подозрения, — закончил он.

— Именно на этом я и строю свои предположения, но одновременно у меня возникает и такая мысль: агент иностранной разведки живет в окружении советских людей, он осторожен, чертовски осторожен, зачем ему понадобилось подчеркнуть ногтем пропущенные при переводе слова? Правда, есть поступки человека с некоторой долей автоматизма. Это рефлекс, привычка…

— Прежде всего, Степан Федорович, — перебил его полковник, — запомни одно: если бы враг никогда не ошибался, он был бы неуязвим.

— Это верно, — согласился Никитин. — Еще одна гипотеза: вы знаете, Сергей Васильевич, что в числе предметов, обнаруженных у Рубцова-Клюева, была коробка пленки чувствительностью 16 000 по Хертеру и Дрифильду, но никакой фотоаппаратуры агенту не пересылалось. Предположение первое: агент имеет малоформатную фотокамеру. Второе: высокая чувствительность пленки предполагает необходимость съемки на больших скоростях. Это значит: либо объекты съемки в движении, либо статичны объекты, но снимающий находится в движении, съемка происходит из окна поезда или автомашины, и наконец, третье: в маленьком городе, где большинство людей знают друг друга не только в лицо, но и в спину, внезапное появление человека с фотоаппаратом заставляет насторожиться, следовательно, агент, пользующийся аппаратом для своих тайных целей, чтобы не возбуждать подозрений, должен широко заниматься любительской фотографией.

— Гипотеза правильна, какой ты делаешь вывод для себя? — спросил полковник.

— Мне кажется, что если у меня будет фотоаппарат, мне будет легче завести широкое знакомство в среде фотолюбителей.

— Не возражаю. Камера у тебя есть?

— Нет, об этом я хотел просить вас.

— Я дам указание, завтра у Гаева ты можешь получить все необходимое. Или нет, зачем тебе лишний раз приезжать в Москву. Встречай электричку в 20.15, третий вагон, тебе передадут посылку. Ты был, Степан, у Горбунова?

— Мне кажется, Сергей Васильевич, что к секретарю горкома партии надо идти не с пустыми руками. А пока у нас только маленькие подозрения, да и то без определенного адреса.

— Профессиональное самолюбие! Смотри, Степан, не перегни палку.

Полковник встал, они